вотивные подношения, паломник карабкался вверх по узкой тропе, протискивался в
расселину, напоминающую дымоход (она называется Игольное Ушко), переваливал через
«камень страдания», который опасно нависал над морем, а затем поднимался по круче на
вершину, именуемую Орлиное Гнездо, где установлен каменный крест. Испытание
достигало кульминации, когда паломник, сидя верхом на скальном выступе, на высоте
примерно 460 футов над морем, целовал крест, вырезанный в скале каким-то отважным
искателем приключений. Если человек совершал в этой жизни такое паломничество,
считалось, что душа его после смерти не задержится в чистилище надолго
Кельтский субстрат повести о сыновьях Миля особенно отчетливо проявляется в стихах,
которые сложил Аморген, впервые ступив правой ногой на землю Ирландии. Смысл их
довольно темен, но они придают походу сыновей Миля значение гораздо большее,
нежели то, какое имело бы простое завоевание новой земли
Я — ветер на море,
Я — волна в океане,
Я — грохот моря,
Я — бык семи схваток,
Я — ястреб на скале,
Я — капля росы,
Я — прекрасный цветок,
Я — свирепый вепрь,
Я — лосось в потоке,
Я — озеро на равнине.
Я — искусное слово, разящее в битве,
Я — божество, сотворившее жар головы.
Кто ровняет склон горы?
Кто возвещает движенье луны?
Кто объявляет место захода солнца?
Кто созывает стада из жилища Темры?
Кому улыбаются стада Темры?
Кто воинство, кто божество, сотворившее крепкие клинки?
Песнь о копье — песнь о ветре?
Таким образом, Аморген в данном случае предстает как потенциальный Творец всего
сущего; текст этот имеет древнеиндийские параллели, которые исключают его
интерпретацию как простого монолога, продиктованного гордыней. Так, Кришна в
«Бхагавадгите» называет себя божественным семенем, без которого не может
существовать ни живое, ни неживое. Он — Атман и Вишну, он — Шива, он —
Брахман и все сущие боги, он — начало, жизнь и конец. «Средь светил Я — лучистое
солнце... средь созвездий на небе Я — месяц... а средь гор высочайших — Меру… а из
всех водоемов — море… среди чудищ морских — Варуна, Арьяман — средь
ушедших предков... Я — бог смерти... Я — ветер...». Он же оказывается эталоном,
образцом совершенства и среди гимнов, поэтических размеров, букв алфавита, месяцев
и времен года. «Игра в кости — среди хитрецов Я… Я — решимость, Я также
победа… среди тайных вещей Я — молчанье. Я для знающих — знанье. То, о чем Я
говорю вам, — лишь малая часть моих несчетных обличий». Вишну, бездействующий в
период неявленности между распадом и воссозданием мирозданья, также заявляет о себе
целой серией «я есмь» высказываний. Он космический обманщик или волшебник, он —
всё, посредством чего проявляет себя истинный смысл сущего: годовой цикл, свет, ветер,
земля, вода, четыре четверти пространства и т.д. «И куда бы ни обратился твой взгляд, и
слух, и мысль, — знай, всюду Я как Тот, кто пребывает внутри». Сходным же образом
Аморген, воспаряя мыслью над океаном небытия, объединяет в себе все первосущности.
И потому он властен создать новый мир, а его стихи имеют очевидную природу
креативных песнопений. Он призывает рыбу в заливы и более того, называя, нарекая
саму землю Ирландии, тем самым и воссоздает ее; причем важно, что для исполнения
этого акта нареченное должно быть названо дважды
Стремлюсь я к ирландской земле,
омытой морем обильным,
обильны частые горы,
часты леса многоводные,
многоводны реки в извивах,
в извивах глубины озер,
глубок на холме источник,
источник собраний народа,
собраний правителя Темры,
Темры, холма народов,
народов потомков Миля —
Миля, что плыл с кораблями;
великий корабль — Ирландия,
Ирландия гор зеленых,
Воистину песнь искусна…
В первую эпоху обновления Эриу Ирландия должна превратиться в «великий корабль»
сыновей Миля, и отныне от них и от Лугайда сына Ита будет вестись родословная всех
племен Ирландии.
После того как сыновья Миля завладели островом, между Эремоном и Эбером возник
спор, кому править страной. Аморген, приглашенный в качестве третейского судьи,
вынес такое суждение: «Наследие вождя Донна пусть достается второму сыну, Эремону,
а наследие после него — Эберу». Однако Эбер, не удовлетворенный этим решением,
настоял на разделе острова. Именно с этого эпизода мифической истории страны ведет
начало территориальная дихотомия, фундаментальная для всей космогонической
структуры Ирландии. Итак, произошел раздел, и Эремон получил королевство на севере,
а Эбер — на юге, или, по другим источникам, Эбер взял себе Юг, а Эремон — Север
«вместе со всем королевством». Во всяком случае, мы с определенностью можем
говорить о превосходстве Севера, которое проявляется и другими способами. Так, на
Север сЭремоном пошло семь вождей, а на Юг с Эбером — шесть. Затем у братьев
возник новый спор, якобы по поводу раздела трех горных хребтов, «хранивших
сверкающие сокровища, скрытые в каждом из трех». В северной части острова было два
таких хребта, тогда как в южной — только один. Недовольный выпавшим ему жребием,
Эбер взбунтовался против Эремона и был им убит, однако распря продолжалась и между