Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэ - Страница 86

К оглавлению

то, что сверхъестественные сущности воплощаются в червей и мух, видимо, объясняет,

почему вУэльсе до сих пор о беременной женщине говорят, что она проглотила червя

(pry') или паука ( corryn).

Роль земного отца в повестях сведена к минимуму или вовсе опущена, как бы для того,

чтобы особо подчеркнуть третий фактор зачатия, — ведь матерью героя оказывается

девственница, изолированная от контактов с мужчинами, или женщина замужняя, но

вплоть до вмешательства третьего фактора бесплодная. Противоречивый эпизод из саги

«Сватовство к Этайн», по сути, представляет собой попытку увязать все три фактора:

Этайн, женщина из Племени богини Дану, превращенная в муху, падает в чашу жены

Этара, уладского героя; та проглатывает муху, и «так Этайн вновь была зачата во чреве».

Однако сага парадоксальным образом добавляет, что возрожденная Этайн звалась

дочерью Этара и была «зачата им». Есть и другие примеры, когда отцом ребенка,

рожденного от проникновения сверхъестественной силы в лоно замужней женщины,

считается ее муж. Так, например, Кухулин, хотя и был зачат богом Лугом, носил имя

Сетанта сын Суалтама, а Монган, хотя и был зачат Мананнаном, звался Монган сын

Фиахны Финна.

В ряде повестей сверхъестественная сущность в новорожденном персонифицируется как

инкарнация или реинкарнация определенного божества. Реинкарнация лежит в основе

повести о Даолгасе, а кроме того, мотив реинкарнации зачинателя, пожалуй,

присутствует в рассказах о рождении Финна, Кормака Мак Арта и Фиахи ШирокоеТемя,

чьим отцам предначертано было умереть сразу после того, как они зачнут сыновей. Когда

Даолгас сын Кайрила лежал на смертном одре, дочь его наклонилась и поцеловала его. В

этот миг изо рта ее отца вырвалась искра, которая попала ей в рот, и она забеременела. В

положенный срок она произвела на свет мальчика с очень большой головой, который был

наречен именем своего отца — Даолгас. Аналогичным образом Туан, единственный из

племени Партолона, кого пощадил «мор», последовательно превращался в оленя, кабана

и орла, а затем в облике лосося был съеден женой короля Кайрела и возродился в ее

чреве. Он был назван Туаном сыном Кайрела, однако на самом деле это был все тот же

Туан из племени Партолона, и в памяти его жила вся история Ирландии. Вспомним

также, что в «Похищении быка из Куальнге» два соперника-свинопаса тоже прошли через

ряд сходных инкарнаций, пока наконец в виде червей не были проглочены коровами,

родившими в положенный срок двух чудесных быков. В валлийской «Истории

Талиесина» рассказывается, как колдунья Керидуэн готовит в котле волшебное питье: она

кипятит его ровно год, а по истечении этого срока на дне котла остаются лишь три капли,

обладающие чудесной силой. Тот, кто их проглотит, немедленно узнает все тайны

прошлого, настоящего и будущего. Колдунья предназначает чудесное питье для своего

уродливого сына Морврана («крачка»), по прозвищу Авагду («тьма»). Но капли

ненароком вылетают из котла и попадают на палец Гвиона Баха, мальчика, который

помогал поддерживать огонь под котлом. Мальчик сунул палец в рот, мгновенно понял,

какая опасность ему грозит, и пустился наутек. Керидуэн устремилась за ним в погоню.

Спасаясь от нее, Гвион последовательно превращается в зайца, рыбу, птицу и

пшеничное зерно. Колдунья же преследует его в облике, соответственно, гончей,

выдры, сокола и курицы. В последнем обличье она проглатывает пшеничное зерно и

спустя положенное время производит мальчика Гвиона Баха на свет в образе великого

поэта-мудреца Талиесина.

Но если в ходе многочисленных реинкарнаций индивид, как правило, сохраняет свою

личность с присущим ей мировосприятием и самосознанием, то ребенок Талиесин,

отвечая стихами на вопрос короля, кто он и откуда пришел, явно осознает себя как некое

вездесущее присутствие, которое было свидетелем всей истории мира и пребудет до

конца. Волшебные капли ни много ни мало позволили ему осознать, что он был всегда.

Эти стихи, как и некоторые другие того же плана, сохранившиеся в средневековой

«Истории Тaлиecинa», возвышают Талиесина до уровня, недоступного смертным людям.

Я был учителем всей мудрости христианства,

Я останусь на лике земли до Страшного суда,

И неведомо, что я есмь — человек или рыба

Талиесин говорит, что он был свидетелем низвержения Люцифера, потопа, рождения и

распятия Христа. И хотя в других стихах он заявляет, что был создан Гвидионом, здесь

он утверждает, что находился при дворе Дон в час, когда Гвидион родился. Некоторые

стихи в этой «Истории» изобилуют зачином «Я был » и длинными перечнями инкарнаций

поэта, причем в перечни эти входят и неодушевленные предметы (бревно, топор, резец,

рыбачья лодка, меч, щит, струна арфы, капля дождя, морская пена), и животные (бык,

олень, жеребец, собака, петух, лосось, змея, орел), а еще он был хлебным колосом на

вершине холма. Талиесин объявляет, что никогда не был рожден отцом и матерью, но

сотворен из девяти сущностей — различных плодов и цвегов, земли и вод девятой

волны. Подобно Аморгену, чьи счихи мы приводили выше, Талиесин единосущен во

всем, из чего можно сделать вывод, что среди кельтов, как в Индии и в других странах,