рождении. Этот мотив типичен для зачатия героя, и, анализируя его так, как мы
анализировали другие мотивы, мы должны согласиться, что любое зачатие в некотором
смысле инцестуально. Ведь если отец божественной искры в каждом человеческом
существе по сути един, значит, мать, дитя, отец, жена, растения и животные суть
духовные братья и сестры. Инцест, таким образом, «неизбежен в силу родства всего
живого ab intra». Ту же истину можно сформулировать космологически: Родство и,
соответственно, инцестуальная связь с животными и с природой вообще символизируют
первичное единство, существовавшее до раздела живого и неживого, растений и
животных, людей и зверей. Не случайно во многих космогонических мифах начало
бытия предстает как разделение изначальной цельности надвое — на небо и землю, сушу
и воду, мужское и женское. Мифологические первосупруги — это брат и сестра, и от их
инцестуального союза происходит все человечество. Насколько нам известно, легенд
подобного рода в кельтской традиции не сохранилось, однако следует отметить, что в
сагах Мифологического цикла упоминания об инцестуальных союзах не редкость и что
некоторые роды Ирландии возводят свое происхождение к родоначальнику, зачатому в
инцесте.
Когда наступит конец мира, все многообразие его форм вернется в состояние
единения, которое с точки зрения самого мира являет собой хаос. Намек на это, видимо,
содержится в одном старинном ирландском заклинании, при помощи которого Племена
богини сумели одержать верх над племенем Фир Болг, а сыновья Миля в свою очередь
победили Племена богини суть этого сакрального текста сводится к тому, что мир, или
время, эпоха, будет существовать, пока не смешаются друг с другом огам и аху, луна и
солнце. В другом стихотворном тексте, где богиня Бадб пророчествует о конце мира,
среди предвестий гибели назван и инцест.
Сын взойдет на ложе отца,
Отец взойдет на ложе сына,
Каждый станет и братом себе, и зятем.
Таким образом, инцестуальное происхождение героя символизирует присутствие в нем
некоего имманентного вселенского начала, альфы и омеги, и для этого начала нет ни
брата, ни сестры, ни матери, ни отца, а, в конечном счете, — ни рода, ни вида, ни
элемента.
О союзе между братом и сестрой иносказательно свидетельствует процитированный выше
поэтический фрагмент «каждый станет и братом себе, и зятем». И слушатели, и
рассказчики историй о рождении дивились тому, как инцест загадочным образом
запутывает родственные связи и создает категории, которые обыкновенно никак не могут
совпасть. В сохранившемся контексте повесть об инцестуальном происхождении Даолгаса
была рассказана Финном в ответ на вопрос: кто был сыном собственной дочери?
Аналогичным образом намек на рождение Куимине, который появился на свет в
результате связи отца и дочери, звучит так
Эта Мугайн была его матерью,
Сам же он был ей братом.
Месс Буахалла была внучкой собственного отца и сестрой собственной матери. В повести
о рождении короля Конхобара — в том виде, в каком мы ее знаем, — инцестуальная
тема не выражена, однако же друид Катбад называет его «сын мой и внук мой», что
может быть верно, только если Несс была его дочерью. Но, пожалуй, самый яркий из
ирландских рассказов на эту тему — рассказ о Клотре, которая спала с каждым из трех
своих братьев, причем втайне от остальных. В положенный срок у нее родился сын,
который был назван Лугайд Риаб Нерг (Lugaid Riab nDerg — Лугайд Красной Полосы),
потому что поперек его тела в двух местах проходили красные полосы, отмечая пределы,
в каких он походил на каждого из трех своих отцов. Когда мальчик вырос, то в свою
очередь зачал с Клотрой сына, названного Кримтаном
Лугайд Риаб Нерг славному Кримтану
Был и отцом, и братом,
Клотра же, пригожая обличьем,
Стала бабушкой собственному сыну.
Интерес к загадочному подтексту инцеста никоим образом не ограничен лишь кельтской
традицией. Так, например, намек на кровосмесительную связь отца и дочери содержится
в загадке, известной в разных вариантах в древнееврейской, мусульманской и
христианской традициях:
Женщина сказала своему сыну:
«Твой отец — мне отец,
Твой дед — мне муж,
Ты мне сын, я же тебе — сестра».
Арабы Северной Африки и негры Африки Центральной полагают вполне справедливым
бросать ребенка, рожденного в результате инцеста, на произвол судьбы, мотивируя такие
действия тем, что он может оказаться, например, «таким-то сыном такого-то и его же
племянником», а существование подобного живого противоречия с их точки зрения,
неправомерно. С другой стороны, как мы увидим ниже, мифология в значительной мере
занимается лицами, предметами и деяниями, которые воплощают «и то, и это» или «ни
это, ни то», и данный принцип применим и к мифам о рождении. Большинство повестей,
которые мы упоминали, можно рассматривать как ответы на загадки-парадоксы
Например:
Собака, которая не была собакой, рожденная женщиной, которая не была женщиной,
в доме, которого не было, ребенок этот был зачат мужчиной, который не был
мужчиной, отец его был вскормлен его матерью, когда был младенцем —
младенцем, который умер и не умер, мать его проглотила червя, который не был